Солнечный свет - Страница 127

127

Я знала, что если коснусь его, то обращусь в нечто подобное.

Шрам на моей груди раскрылся, и наружу хлынула отравленная кровь.

Я замерла. Прекратила попытки. Но Бо сделал ошибку. Он засмеялся. Я дотянулась до левого кармана и вынула талисман дневного света. Я не смотрела на него, но чувствовала в руке крохотный кусочек солнца. Листва на моем дереве шелестит – «с-с-с-сделай» – олениха поднимает голову, чувствуя приближение смерти, видя, как она подбирается к ней. Бо засмеялся – и я бросила амулет в бесформенную дыру, которая должна была обозначать его рот. За брошенным талисманом тянулся тонкий огненный шлейф, как будто это была стрела с привязанной к ней веревкой. Рот захлопнулся с хлюпающим звуком. То, что оставалось от Бо в реальном мире, задрожало и стало уязвимым, как только его воля и внутренняя сила от неожиданности ослабли.

Неожиданность и боль. Огонь – мой огонь – побежал по его лицу и глазам.

Нет, нет, не могу говорить…

Ведь он так долго был силен, зол и бессмертен, а я – живой человек, и мой век так краток. Огонь дрогнул и начал затухать. Его лицо скорчилось в гримасе: он пытался заговорить.

Ш-ш-ш…

Шипение? Мне уже приходилось слышать шипение Кона – вампиры могут шипеть. Этот звук отвратителен, даже когда его издает обыкновенный вампир; не дай вам бог встретиться с обыкновенным вампиром. Когда его издавал Бо, это было куда хуже – все, что делал Бо, было куда хуже. Но было ли это шипением? Или это была его попытка произнести мое имя?

Я снова была на озере, где все это началось. Дом был освещен солнечным светом. Волны накатывали на берег. Я Впервые слышала голос моего дерева: О дааа… Возможно, олениха стояла в лесу и смотрела сквозь ветви на дом в поисках тихого места, где можно подремать до захода солнца.

– Борегард! – крикнула я. – Я уничтожу тебя!

Я погрузила руки в болото его груди и вырвала сердце.

Небо падало. Так. Понятно. Небо не может падать – значит, я мертва. Чувствовать себя мертвой было неплохо. Даже как-то комфортно, что ли. Облегчение. Означало ли это, что у меня получилось? Получилось что? Ведь я отчаянно пыталась что-то сделать… не помню…

– Светлячок…

Почему бы тебе не оставить меня в покое? Здесь так шумно. Лучше бы мне не слышать, как произносят мое имя. И я не буду слушать никого, кто произносит мое имя. Поэтому убирайся, чтоб тебя. Я не хочу быть здесь, не хочу дрожать в этом зараженном теле. Мои руки… мои руки прикоснулись к… я не буду этого помнить.

«Я еще не мертва, – спокойно подумала я, – но умираю». Ну и хорошо. Не хочется прожить остаток жизни, изо всех сил стараясь не помнить.

Надеюсь, мне удалось сделать то, самое важное.

Возможно, я могла вернуться назад достаточно далеко, чтобы это выяснить.

– Светлячок…

Кон стоял надо мной на четвереньках. Пол под нами дрожал, и кругом было полно… всякой падающей и летающей ерунды. Лучше не находиться в таком месте, если, конечно, ты не умираешь, как я. Мне хотелось попросить Кона не переживать. Пусть один из этих летящих осколков все решит. Я устала и здесь мне нечего больше ловить. Мои руки…

– Светлячок, – сказал он, – нам надо выбираться отсюда. Послушай, ты прикончила Бо, он уже не воскреснет. У тебя получилось. Это твоя победа. Но окончательное разрушение его тела высвободило силы его злого духа. Это место трещит по швам. Я не смогу тебя нести. Послушай, Светлячок…

Меня снова уносило. Я на мгновение застыла между двумя мирами, подхваченная голосом Кона. В голосе была доброжелательная… интонация. Я бы засмеялась, но не было сил. Меня уже несло дальше.

Я почувствовала, что он поднимает меня – мне хотелось сопротивляться; оставь меня в покое – но сил не осталось и на это. Он перевернул меня, поддерживая одной рукой. Другой прижал мою голову к своей груди.

Кровь. Кровь у меня во рту.

Снова?

Нет…

Мне хотелось сопротивляться, в самом деле хотелось. Я могла не глотать. Позволить крови Кона вылиться обратно из моего рта. В этот раз это не была кровь оленя – смертного существа, убитого для меня, убитого, потому что оно похоже на меня, похоже больше, чем на вампира. Но оно стало больше похоже на вампира» чем на меня, после своей смерти, после того, как еще теплая оленья кровь спасла мне жизнь. Это было давно. Тогда я не понимала, что происходит. Сейчас я все отлично понимала. Это была кровь из сердца Кона. Кровь из сердца вампира.

Когда я пересекла свой Рубикон: когда приехала на озеро, когда спрятала маленький нож в лифчике, когда превратила его в ключ, когда разомкнула свои кандалы, когда освободила Кона?

Когда я вывела его на дневной свет и не позволила свету сжечь его?

Когда он спас мне жизнь ценой жизни оленя?

Когда я поняла, что могу убивать вампиров голыми руками?

Когда этими же руками я убила Бо?

Или когда я согласилась пить кровь из сердца Кона, чтобы выжить?

Я не знаю, что в действительности произошло у подножия помоста, когда я карабкалась наверх, а один из бойцов Бо сидел сверху на Коне. Не знаю, было ли то, что я видела, миражом, специально сотворенным Бо, чтобы сбить меня с толку и ослабить, или нечто подобное действительно имело место. Мне хотелось думать, что хотя бы частично это случилось все-таки наяву. На груди Кона уже была рана, когда он прижал меня к себе. В этот раз – не простая рана, не тонкий разрез, сделанный крохотным лезвием. Не хотелось даже думать о том, что он надорвал края собственными пальцами…

Я подняла голову и, ловя ртом воздух, начала подниматься на ноги. Он угрем вился вокруг меня. Даже после всего, что произошло, даже с этой раной в груди, его движения не утратили вампирской неуловимой плавности.

127