Солнечный свет - Страница 46

– А потом, два месяца назад… – начал Джесс. Почему у меня появилось чувство, что с этими ребятами происходит что-то еще? Словно мы ведем две беседы, одну из которых – молча. Мне казалось, что этой, словесной, вполне достаточно. Я вздохнула.

– Все, что я сделала – поехала к озеру вечером выходного дня. У меня болела голова, я хотела мира и тишины, а этого в моей семье не найти даже вне кофейни. Я только что отремонтировала свою машину, а ночь была – просто загляденье. Я не слышала, чтобы какие-нибудь неприятности случались на озере со времен окончания Войн, остерегаться стоило только пятен скверны. Я приехала к нашему старому домику, сидела на пороге, смотрела на воду…

На этом моменте я до сих пор и останавливалась. И все же не ожидала, что сердце примется стучать, как бешеное, желудок примется подпрыгивать, как вода на горячей сковородке, а слезы станут щипать глаза от перспективы сказать хоть чуточку больше. Я посмотрела на свою бесформенную ворсистую пижаму, затем взглянула на кухонный нож на столе Джесса. Мир начинал вращаться быстрее и под странным углом.

Джесс полез в нижний ящик и вытащил бутылку… ого – солодового виски. Некоторые оодовцы все-таки умеют жить! Тео перевернул пакет из «Прайм Тайм» вверх дном. Внутри обнаружилось множество жирных, завернутых в бумагу пакетов, и они пахли… едой. Настоящей человеческой едой.

– Съешь сэндвич, – предложил Тео. – Съешь чипсов. Съешь – эй, Пат, ты живешь опасно. Съешь праймтаймовское пирожное.

– Нет, спасибо, – автоматически отказалась я. – Слишком много муки, слишком много разрыхлителя, а шоколад они используют так себе.

– Твой цвет лица становится лучше, – сказал Джесс. – Расскажи нам еще о недостатках «Прайм Тайм». Хотя я все равно уверен, что их хлеб похуже твоего.

(В общем, так оно и есть.)

– Выпей виски!

Я протянула свою (пустую) чайную кружку. Потом съела половину сэндвича со швейцарским сыром и горчицей (хлеб – так себе), чтобы отвлечь желудок от голодных мыслей.

Темные пятна на стенах переулка. Куски среди булыжников… Прекрати. Хорошо, возможно, стоит подумать о том, что Пат, Джесс и Тео пытались дать мне возможность сказать. Чего я могу бояться? Не в том ли суть их намека, что даже они, при всем своем отличном прикрытии, сильно боятся, как бы их, полукровок, не разоблачили?

…Нет!

До сих пор это мне в голову не приходило. Еще не придуман термин для человека, больного настолько, чтобы спасти вампира и позволить ему быть вампиром дальше. Потому что ни один человек такого не делал. До сих пор.

Боже и ангелы, нет!

Не только паранойя и бюрократическая тирания требуют регистрации полукровок. Человеческие магодельные гены и некоторые демонические гены при скрещивании дают очень, очень плохой результат. Существует множество низших заговорников, которые проявляют и человеческие способности к магии, и демонические; говорят, иные из них способны на штуки, которых не может больше никто, хотя они, как правило, скорее бестолковые, чем полезные. Но это не более чем банальное магоделие.

Не все демоны могут творить магию; некоторые из них просто и есть магия, хотя поведение демонов может казаться магическим, не являясь таковым. Демон-ласточка – возьмем редкий, но эффектный пример – может летать не столько благодаря своим полым костям, хотя и благодаря им тоже, сколько потому, что нечто странное происходит с частью его атомов – они ведут себя особым образом, как будто находятся в другой вселенной. Одна из особенностей состоит в том, что в той вселенной сила притяжения на них не действует. И демон-ласточка, несмотря на свои габариты – от большого шкафа до небольшого сарая – летает. Это не магия. Демоны-ласточки магию не творят. Это просто похоже на магию. Но многие демоны также способны к магодействию, и некоторые из них не слабее сильного мага-человека. И если капля их крови натолкнется на гены магоделия, не миновать беды. Когда в одной личности сочетаются сильные гены человеческого магоделия и даже слабые, не проявлявшиеся поколениями гены демонской магии, этой личности с вероятностью девяносто, а то и девяносто пять процентов грозит стать неуравновешенной вплоть до криминала. Для содержания таких субъектов строят специальные приюты, только вот содержаться там они не слишком хотят.

По этим причинам наиболее значительным магодельческим семьям не обойтись без инбридинга. Это решение, впрочем, тоже далеко от идеала, потому что из поколения в поколение рождается все больше… скажем, троюродных сестричек, способных иногда написать такой заговор, который иногда срабатывает. И в целом детей рождается все меньше. С одной стороны, это хорошо. Если у человека ровно столько магодельческой ДНК, чтобы иногда создать срабатывающий заговор, ему почти или совсем не угрожает опасность, если у супруга/супруги обнаружится здоровенная прапрабабушка-демонша с магическим уклоном, даже если эти ее гены перепрыгнули через несколько поколений и сохранились в целости. Хотя вообще-то это совсем другая история. Ходят разные рассказы, из них два-три, а то и больше, убедительно подкрепляются документами, про то, как во вроде бы совсем уж выродившихся магодельческих семействах вдруг рождается сильный магодел – и его способности оказываются демонского происхождения. Но все эти рассказы – по меньшей мере те, у которых счастливый конец, – относятся к семьям, чья магодельческая сила умирала на протяжении нескольких поколений. Людям, у которых отец – колдун, или его хотя бы подозревают в колдовских способностях, лучше в такие авантюры не ввязываться. С другой стороны, если значительные магодельческие семейства хотят оставаться значительными, им необходимо заниматься магоделием.