Солнечный свет - Страница 90

Я обернулась. Это, конечно же, оказался огромный камин, выполненный в форме монстра с разинутой пастью. У чудовища были глаза (два точно, другие я решила не искать) над каминной полкой, которая являлась одновременно губой монстра. Каждый глаз был больше моей головы и светился красным. Может, просто пламя отражалось? Нет, пламя здесь ни при чем.

Кон сидел на полу, скрестив ноги, обнаженный до пояса, босой, слегка склонив голову. Его вид напомнил мне о нашей первой встрече. Правда, сейчас он не был таким тощим, как Тогда. В свете камина он также не казался таким уж серым. И сейчас мое сердце билось чаще, ведь я смотрела на него уже с совершенно других позиций. Как только я повернулась в его сторону, он поднял голову, и наши взгляды встретились. И первой отвела глаза. Взяла яблоко и надкусила его. Может быть, он живет рядом с фруктовым садом. (Интересно, как долго я спала?) Но это не могло объяснить появление хлеба. Я не собиралась его расспрашивать. И о бутылке, которая стояла возле небольшого столика (столик этот был сделан в виде грустной женщины в чем-то облегающем, держащей собственно столешницу под странным углом между шеей и плечом; еще более странной была форма ее груди, такого, пожалуй, не добиться и с помощью пластической хирургии), я тоже не собиралась ничего спрашивать Но лучше бы это была чашка чая. Ко всем событиям этого дня не хватало только пары стаканов чего-нибудь крепкого, чтобы у меня окончательно поехала крыша. Впрочем, она уже поехала. Я аккуратно налила немного вина в кубок – пробка была уже вынута. Какой внимательный хозяин. Казалось, кубок так глубок, что жидкость долго не может достичь его дна.

Я принялась за второе яблоко и сделала глоток вина – даже в таком гамлетовском кубке это было обычное шардонэ. А сам этот чертов кубок дрожал у меня в руке.

Мне совершенно не хотелось сейчас общаться с этим полуголым гимнастом. Считаете, что я опошлила всю романтику обстановки? Я вас умоляю… Покончив с третьим яблоком, я принялась за хлеб. По его виду можно было заподозрить жульничество – скорее всего, в муку доложили клейковину, но вкус был ничего: у пекаря хватило гуманности или чувства долга, чтобы позволить тесту настояться и как следует подойти. А может быть, я просто была слишком голодна.

– Спасибо, – сказала я.

– Это то малое, что я мог сделать, – ответил он.

– Сколько я проспала?

– Четыре часа. Сейчас четыре часа до заката.

И Паули выйдет сегодня в утреннюю смену – сам предложил. Хорошо.

Моя короткая экскурсия в не-пространство вообще не должна была занять времени. Таково одно из тех немногих свойств этого пространства, которые подчиняются хоть какой-то логической системе. Мой взгляд непроизвольно возвращался к инкрустированному кубку. Надо отдать должное прочитанным книгам – к тому, чтобы оказаться в комнате наподобие этой, я была готова. Чего нельзя было сказать про не-пространство.

Кон не выказывал никаких признаков страданий после выхода из комы, или в чем там он находился. Не знаю, как назвать состояние между жизнью и смертью в контексте вампиров. В любом случае, он был достаточно здоров, чтобы сходить за продуктами: и хлеб, и яблоки были свежими.

– Никогда бы не подумала, что ты станешь сидеть у огня, – сказала вдруг я. Казалось, что такое может быть свойственно только глупым вампирам-лихачам. Вроде тех детей, что играют в прятки в Не-Городе.

Он ничего не ответил. Отлично, опять эта игра. Я взяла еще одно яблоко.

Он поднял голову и почти человеческим движением убрал волосы со лба. Почти.

– Нам, в отличие от вас, не нужно тепло, – сказал он, и я уже привычно перевела для себя «нам» и «вам» как «вампирам» и «людям», – но мы тоже можем им наслаждаться.

Наслаждаться. Я совсем не насладилась мыслью о наслаждениях вампиров. О том, чем они обычно наслаждаются.

– Я наслаждаюсь им, – сказал он и вдруг добавил: – Это тепло жизни и жар смерти.

Для холоднокровного вампира жизнь определяется как тепло? А смерть – как сожжение огнем солнечного света? Он все-таки пострадал от комы – она сделала его философом. То же самое сделало со мной швыряние об стены.

– Я… у меня было чувство… что с тобой какое-то время не все было в порядке, – глубоко вздохнув, сказала я. – Думаю, это началось той ночью, когда ты меня вылечил. Но мне потребовалось время, чтобы разобраться, если ты понимаешь, о чем я.

– Да, – сказал он.

За то время, которое мне потребовалось, чтобы справиться с четвертым яблоком, он так ничего больше и не сказал. Но яблоки ведь были мелкие, правда. Может, это невежливо – есть на глазах у вампира. Я, конечно, делала это и раньше.

Но если будущее – за мирным сосуществованием вампиров и людей, то надо было создавать некие правила этикета.

– Ты расскажешь, что с тобой произошло? – спросила я, испытывая одновременно раздражение от того, что мне приходится вытягивать из него слова щипцами, и стыд за свое чрезмерное любопытство. Что это – дружба? Горькая ирония. Мы оба зациклились на этой нашей совместной миссии, не уступающей по масштабам плану разрушения Карфагена. Я бы, пожалуй, села поближе к огню, чтобы тоже насладиться теплом жизни. Но он – вампир, а я человек, и в жизни еще полным-полно интересного, как-то: превращения, отравленные раны, не-пространство… Не говоря уже о солнечном свете.

Но если мы собираемся стать друзьями, то я должна свыкнуться с мыслью, что мой новый друг не слишком-то разговорчив.

Медленно, словно вслушиваясь в каждый звук собственного голоса, он произнес:

– Лечение твоей раны отняло у меня больше сил, чем я думал. Понимаешь, я никогда раньше не делал ничего подобного. Как я уже сказал, мне пришлось… придумывать, как это сделать. Я не привык к такому.